Umit: интервью с Вероникой Тришиной
2021
Весной 2021-го Центр Современной Культуры «Целинный» при поддержке компании Bazia-A объявили открытый конкурс, направленный на развитие молодой художественной сцены в Казахстане. Для отбора заявок был сформирован консультационный коллектив, состоящий из экспертов в сфере современного искусства Центральной Азии. В результате нескольких этапов отбора к участию в программе Umit была приглашена художница Вероника Тришина, которая прошла программу образовательных консультаций, и приступила к работе над первой персональной выставкой. В этом интервью Вероника рассказала о своей художественной практике и работе над будущей выставкой.
О художественном поиске и образовании
Мне всегда было сложно удержаться в определённых рамках медиума или академизма. Я окончила колледж по специальности живопись, и продолжила обучение в Жургенова (прим. Казахская национальная академия искусств имени Т. К. Жургенова), но спустя полгода покинула академию, в связи с ощущением бессмысленности происходящего там образовательного процесса. Мне хотелось чего-то нового, но в академии я ощущала будто наша школа классической живописи — это выдуманная конструкция, замкнутая на себе. После ухода из академии спустя некоторое время, я узнала о существовании школы современной фотографии Дoкдокдок, куда я подала заявку и получила положительный ответ. После опыта с нашей академией это было свежее дыхание, именно там я обнаружила, что действия, которые как, казалось, не обладали смыслом на самом деле были основой моей практики. Мне всегда были интересны сны, воспоминания, образы возникающее в пространстве сюрреальности. Эти темы интересовали ещё в период, когда я занималась живописью, но в работе с холстом я всегда ощущала определённые границы.
Мне всегда было сложно удержаться в определённых рамках медиума или академизма. Я окончила колледж по специальности живопись, и продолжила обучение в Жургенова (прим. Казахская национальная академия искусств имени Т. К. Жургенова), но спустя полгода покинула академию, в связи с ощущением бессмысленности происходящего там образовательного процесса. Мне хотелось чего-то нового, но в академии я ощущала будто наша школа классической живописи — это выдуманная конструкция, замкнутая на себе. После ухода из академии спустя некоторое время, я узнала о существовании школы современной фотографии Дoкдокдок, куда я подала заявку и получила положительный ответ. После опыта с нашей академией это было свежее дыхание, именно там я обнаружила, что действия, которые как, казалось, не обладали смыслом на самом деле были основой моей практики. Мне всегда были интересны сны, воспоминания, образы возникающее в пространстве сюрреальности. Эти темы интересовали ещё в период, когда я занималась живописью, но в работе с холстом я всегда ощущала определённые границы.
О свободе интерпретации
Для меня важно оставлять для зрителей пространство для собственных интерпретаций. Свободу для неожиданных смыслов и образов, которые рождаются в процессе встречи с искусством. Тексты важны, но они не обязаны что-то пояснять, они необходимы для понимания внутреннего языка. Мне очень тяжело рассматривать критический свои работы, или даже мыслить в таком ключе, в какой-то момент критическая теория начала занимать центральное место в художественных практиках, но я не считаю, что такой способ восприятия мира единственно верный для художника. В локальном контексте я чувствую, как художественная среда сужается и чувственное восприятие будто вытесняется логосом. Мне бывает сложно пробиться через описательную часть к тому, что я действительно хочу передать, необходимость артикуляции вызывает ощущение, того, что есть вещи, которые задают определённый маршрут, от которого сложно уклониться. В своих работах мне бы хотелось предложить зрителю создать собственный путь. Я думаю, что, в связи с этим можно привести пример немногословных проектов Жоржа Диди-Юбермана «То, что мы видим, то, что смотрит на нас», который меня очень вдохновляет, а также тексты Натальи Серковой, с которой у нас была консультация в рамках проекта Umit.
Для меня важно оставлять для зрителей пространство для собственных интерпретаций. Свободу для неожиданных смыслов и образов, которые рождаются в процессе встречи с искусством. Тексты важны, но они не обязаны что-то пояснять, они необходимы для понимания внутреннего языка. Мне очень тяжело рассматривать критический свои работы, или даже мыслить в таком ключе, в какой-то момент критическая теория начала занимать центральное место в художественных практиках, но я не считаю, что такой способ восприятия мира единственно верный для художника. В локальном контексте я чувствую, как художественная среда сужается и чувственное восприятие будто вытесняется логосом. Мне бывает сложно пробиться через описательную часть к тому, что я действительно хочу передать, необходимость артикуляции вызывает ощущение, того, что есть вещи, которые задают определённый маршрут, от которого сложно уклониться. В своих работах мне бы хотелось предложить зрителю создать собственный путь. Я думаю, что, в связи с этим можно привести пример немногословных проектов Жоржа Диди-Юбермана «То, что мы видим, то, что смотрит на нас», который меня очень вдохновляет, а также тексты Натальи Серковой, с которой у нас была консультация в рамках проекта Umit.
О художниках, которые оказали влияние
Я помню, как меня потрясла работа Рустама Хальфина «Любовные скачки», открытость и естественность жеста, обращение к мифу. Я всегда ощущала, что в локальном контексте художники, как будто избегают чувственное восприятие, будто вытесняется сама человечность и элементарная жизнь. Мне всегда нравился Сай Твомбли. Его искусство было для меня откровением, практика в которой художественный процесс сам по себе может быть результатом. В начале пути когда я увлекалась абстракцией, я очень любила линейные рисунки, сделанные в свободной форме, у меня всегда возникало много противоречий с тем, чтобы рисовать с натуры и заниматься копированием реальности.
Я помню, как меня потрясла работа Рустама Хальфина «Любовные скачки», открытость и естественность жеста, обращение к мифу. Я всегда ощущала, что в локальном контексте художники, как будто избегают чувственное восприятие, будто вытесняется сама человечность и элементарная жизнь. Мне всегда нравился Сай Твомбли. Его искусство было для меня откровением, практика в которой художественный процесс сам по себе может быть результатом. В начале пути когда я увлекалась абстракцией, я очень любила линейные рисунки, сделанные в свободной форме, у меня всегда возникало много противоречий с тем, чтобы рисовать с натуры и заниматься копированием реальности.
«Без названия», Вероника Тришина, цифровой коллаж.
О проекте «Изображение становится мной»
В школе Докдокдок на протяжении года я занималась проектом, который называется «Изображение становится мной». Мне было сложно понять, с чем конкретно я работаю, в начале меня интересовали разлагающиеся продукты, тема увядания и смерти, потом мне стало интересно переводить изображения на тело и создавать фотографии. Возможно это была практика присвоения изображения, часто на фотографиях остаётся то, что для нас ценно, даже если фотография не иллюстрирует какой-то особенный момент, она всё равно может быть ценной, потому что снимок это застывшее время, превратившееся в образ. Тогда я была погружена в тему увядания образов, изображении, и воспоминании, меня волновал вопрос как воспоминания способны деформироваться и изменяться с течением времени, мне хотелось, чтобы воспоминания остались со мной, на моём теле, но в то же время у меня был интерес к тому, чтобы совершать нечто деструктивное с изображением. Я много экспериментировала с процессом замачивания фотографии в отбеливателях и химикатах, мне было интересно попробовать растворить застывшее на снимках время, понять, в какой момент изображение исчезает, и исчезает ли воспоминание вместе с ним. Этот проект, как и другие мои работы очень личный и автобиографичный, на протяжении всего проекта я делала записи, много размышляла о том, что такое изображение, чем является образ, о медиуме фотографии и живописи, мне было очень интересно думать о том, что мы определяем как «абстракцию». Например, абстракция на холсте, очевидно, обусловлена рамками, но в то же время измерение абстракции может быть где угодно.
В школе Докдокдок на протяжении года я занималась проектом, который называется «Изображение становится мной». Мне было сложно понять, с чем конкретно я работаю, в начале меня интересовали разлагающиеся продукты, тема увядания и смерти, потом мне стало интересно переводить изображения на тело и создавать фотографии. Возможно это была практика присвоения изображения, часто на фотографиях остаётся то, что для нас ценно, даже если фотография не иллюстрирует какой-то особенный момент, она всё равно может быть ценной, потому что снимок это застывшее время, превратившееся в образ. Тогда я была погружена в тему увядания образов, изображении, и воспоминании, меня волновал вопрос как воспоминания способны деформироваться и изменяться с течением времени, мне хотелось, чтобы воспоминания остались со мной, на моём теле, но в то же время у меня был интерес к тому, чтобы совершать нечто деструктивное с изображением. Я много экспериментировала с процессом замачивания фотографии в отбеливателях и химикатах, мне было интересно попробовать растворить застывшее на снимках время, понять, в какой момент изображение исчезает, и исчезает ли воспоминание вместе с ним. Этот проект, как и другие мои работы очень личный и автобиографичный, на протяжении всего проекта я делала записи, много размышляла о том, что такое изображение, чем является образ, о медиуме фотографии и живописи, мне было очень интересно думать о том, что мы определяем как «абстракцию». Например, абстракция на холсте, очевидно, обусловлена рамками, но в то же время измерение абстракции может быть где угодно.
О работе над персональной выставкой
С выставкой, над которой мы сейчас работаем связан рассказ «Море где исчезали времена», — Габриэля Гарсиа Маркеса, думаю, что нет смысла пересказывать сюжет, в этой книге скорее важнее определённое состояние, ощущение моря, рефлексия о смерти, о жизни и её проявлениях магического. Я помню, как у меня появилось сильное желание побывать на зимнем море, это бы иррациональный импульс, и я подумала, что отправлюсь в путешествие к самому ближнему морю в Актау. Я отправилась туда зимой, не зная о том, что именно я буду снимать, мне просто хотелось погрузиться в состояние зимнего моря, и когда я приехала, я ощутила с ним особую связь. Мне нравится работать с внутренним импульсом, следовать за своим интуитивным порывом, пока я была на море, я вела дневниковые записи, потом этот образ прочно укоренился у меня в сознании, и впоследствии я часто мысленно возвращалась в это место. Этот образ преследовал меня, и когда я прошла в программу Umit, мы решили продолжить развивать эту тему. Образ моря это определённо эскапистская метафора, и мне кажется воспоминания или ностальгия так же про эскапизм, как и сам медиум фотографии или видео. Видеозаписи или фотографии это проводники для того, чтобы вернуться в момент, которого уже не существует, способ избежать реальности, в какой-то степени спрятаться.
С выставкой, над которой мы сейчас работаем связан рассказ «Море где исчезали времена», — Габриэля Гарсиа Маркеса, думаю, что нет смысла пересказывать сюжет, в этой книге скорее важнее определённое состояние, ощущение моря, рефлексия о смерти, о жизни и её проявлениях магического. Я помню, как у меня появилось сильное желание побывать на зимнем море, это бы иррациональный импульс, и я подумала, что отправлюсь в путешествие к самому ближнему морю в Актау. Я отправилась туда зимой, не зная о том, что именно я буду снимать, мне просто хотелось погрузиться в состояние зимнего моря, и когда я приехала, я ощутила с ним особую связь. Мне нравится работать с внутренним импульсом, следовать за своим интуитивным порывом, пока я была на море, я вела дневниковые записи, потом этот образ прочно укоренился у меня в сознании, и впоследствии я часто мысленно возвращалась в это место. Этот образ преследовал меня, и когда я прошла в программу Umit, мы решили продолжить развивать эту тему. Образ моря это определённо эскапистская метафора, и мне кажется воспоминания или ностальгия так же про эскапизм, как и сам медиум фотографии или видео. Видеозаписи или фотографии это проводники для того, чтобы вернуться в момент, которого уже не существует, способ избежать реальности, в какой-то степени спрятаться.
«Омут памяти» (рабочее название)
Во второй видео инсталляции меня заинтересовали различные псевдонаучные теории о том, что вода обладает свойством хранения информации и во многих мифах и сказках вода также наделяется сакральными свойствами, хранит воспоминания, лечит, или обладает некой силой. Помимо этого, вода отражает поверхность, то есть служит зеркалом. Я думаю отражение в воде — это первый источник изображения, первый источник рефлексии, в котором человек узнает себя. Нарцисса, погубило отражение и мне кажется это сильно связано с изображением и с восприятием изображения потому, что, когда мы на что-то смотрим, мы пропускаем всё через призму своего опыта, взгляда, воображения, и в любом изображении мы всё равно в какой-то степени видим отражение себя. Эта работа связана с тем, что я воспринимаю искусство как нечто очень субъективное и неделимое с автором. В этой видео инсталляции мне захотелось внедриться в тело работы, раствориться в ней, стать само́й работой, думаю, эта тема прослеживается, и в моём предыдущем проекте.
Во второй видео инсталляции меня заинтересовали различные псевдонаучные теории о том, что вода обладает свойством хранения информации и во многих мифах и сказках вода также наделяется сакральными свойствами, хранит воспоминания, лечит, или обладает некой силой. Помимо этого, вода отражает поверхность, то есть служит зеркалом. Я думаю отражение в воде — это первый источник изображения, первый источник рефлексии, в котором человек узнает себя. Нарцисса, погубило отражение и мне кажется это сильно связано с изображением и с восприятием изображения потому, что, когда мы на что-то смотрим, мы пропускаем всё через призму своего опыта, взгляда, воображения, и в любом изображении мы всё равно в какой-то степени видим отражение себя. Эта работа связана с тем, что я воспринимаю искусство как нечто очень субъективное и неделимое с автором. В этой видео инсталляции мне захотелось внедриться в тело работы, раствориться в ней, стать само́й работой, думаю, эта тема прослеживается, и в моём предыдущем проекте.
О «фигуре преследователя»
Все мои работы связаны с очень личным опытом. Находясь в психологической терапии, я обнаружила, что у меня есть навязчивое внутреннее чувство присутствия преследующей фигуры. Преследователь живёт в моих снах, и порой материализуется в жизни. Это устойчивое ощущение наблюдения, я думаю, что это состояние связано в целом с рефлексией об изображении, которое всегда включает процесс наблюдения. Мы практически не можем остаться без элемента преследования, даже если в наших руках камера, мы всё равно остаёмся теми, за кем смотрят. Занимаясь художественной практикой, невольно ты всегда удерживаешь в уме взгляд другого, фигуру зрителя. Зритель — это другой, который вступает в отношения с твоими личными переживаниями, выраженными в форме искусства, и о котором тебе ничего не известно. Это элемент потери власти, когда ты художник и ты что-то создаёшь, ты обладаешь властью, но как только это выходит за пределы твоего вакуума и становится видимым хотя бы одной паре глаз появляется определённый зазор, власть переходит к наблюдающему. В новой работе можно увидеть горящего человека, в этом эпизоде я символический освобождаюсь, уничтожая фигуру преследователя.
Все мои работы связаны с очень личным опытом. Находясь в психологической терапии, я обнаружила, что у меня есть навязчивое внутреннее чувство присутствия преследующей фигуры. Преследователь живёт в моих снах, и порой материализуется в жизни. Это устойчивое ощущение наблюдения, я думаю, что это состояние связано в целом с рефлексией об изображении, которое всегда включает процесс наблюдения. Мы практически не можем остаться без элемента преследования, даже если в наших руках камера, мы всё равно остаёмся теми, за кем смотрят. Занимаясь художественной практикой, невольно ты всегда удерживаешь в уме взгляд другого, фигуру зрителя. Зритель — это другой, который вступает в отношения с твоими личными переживаниями, выраженными в форме искусства, и о котором тебе ничего не известно. Это элемент потери власти, когда ты художник и ты что-то создаёшь, ты обладаешь властью, но как только это выходит за пределы твоего вакуума и становится видимым хотя бы одной паре глаз появляется определённый зазор, власть переходит к наблюдающему. В новой работе можно увидеть горящего человека, в этом эпизоде я символический освобождаюсь, уничтожая фигуру преследователя.
Кадр из будущего фильма Вероники Тришиной
Кадр из видеоинсталляции Вероники Тришиной.